Винтерфилд - Страница 29

Ее пышные короткие волосы, ее безупречно прекрасные черные брови, лицо в форме сердца. Совпадало все до самой мельчайшей подробности. Вот только платье на ней было такое, каких фон Скерд по молодости никак не могла носить: эти тяжелые многослойные юбки коробом, жесткие корсажи, стоячие воротники и парча, похожая на жесть, вышли из моды лет пятнадцать тому назад. И еще — выражение лица. Эта фон Скерд скорее бы умерла, чем произнесла бы вслух дурное слово. Она была юной и нежной, трепетной и беспомощной. При взгляде на это лицо Лее вспомнилось, как она стояла перед самой мордой коня лорда Грэя и как лорд Грэй при том едва не хватался за сердце.

Разгадку она обнаружила на металлической табличке, вделанной в уголок рамы. Там стояло хвастливое имя модного художника и вместе с ним — имя изображенной женщины: Карен Грэй, урожденная Миддлвуд, в свадебном платье.

— Дела! — вздохнула Лея.

Она мимоходом глянула на три цветочных глиняных горшка, стоящих у самых ног портрета. В одном среди зелени цвели алые розы, в другом острыми шипами — не тронь меня! — щетинился карликовый барбарис, усыпанный гроздьями незрелых еще продолговатых ягод. В третьем пробивалась густая поросль, похожая по виду на какой-то злак, скорее всего рожь. Лея не стала даже и пытаться разгадывать эту символику. Она жалела, что вообще оказалась здесь.

Разумеется, лорд Грэй не мог любить Эрну фон Скерд: роман с нею был бы равносилен признанию, что он сошел с ума. Однако Лея ни за что бы не поверила, что, обучая ее всему, что он знал сам, он не искупал свою невольную вину перед Карен. Как легко было бы поддаться искушению и поверить, что это Карен стоит перед ним с мечом в руках, что страшный сон, в котором она погибла, — всего лишь сон, и в его силах не дать ему сбыться. Здесь, оказывается, было куда больше, чем забавная и полуприличная историйка о том, как выставили за дверь назойливую претендентку. Она поняла также, почему Эрна так нарочито отвратительна. Не могла она причинить ему большей боли, чем сочетая эту неизвестно каким дьяволом в насмешку данную внешность с вульгарностью и грубостью манер, с беспорядком любовных связей и грязных скандалов. Все равно что изо дня в день выставлять непотребной девкой святой образ его возлюбленной. «Гадина, — вспомнила она слова Оттиса, — надвое бы ее развалил».

Она выбралась из потайной комнатки, тщательно притворила дверь, забралась с ногами на свой любимый диванчик, обтянутый вытертым бархатом, положила под голову «Географию». Она бы хотела по-прежнему ничего этого не знать. Подтянула колени к подбородку и лежала, расстраиваясь, пока не задремала.

15. Вечер чудес

Она проснулась, когда солнце нижним краем своим уже касалось леса, нежаркие вечерние лучи затопили библиотеку. Дверь была отперта, саму ее от плеч допят укутывал пушистый легкий плед, все говорило об уважении того, кто сюда вошел, к ее покою. Печаль ее, растворившись, памятна была лишь по чувству тепла, схожему с тем, что шло от пледа. От досады не осталось и следа.

Она поднялась, поправила примятые волосы и отправилась в свою комнату, минуя галерею, перильца которой обвеховывали сегодня сотни крошечных зажженных фонариков. Никто не встретился ей по дороге, однако ей упорно казалось, что за каждым ее движением из каждого темного угла следят внимательные улыбчивые глаза.

Мимоходом бросив взгляд вниз, в холл, она увидела там накрытый стол, блистающий хрусталем и серебром, как, говорят, блещут айсберги под солнцем. Она усмехнулась. Подождут, пока она приведет себя в порядок, Она же ждала целый день.

Ступив на порог, она в единый миг позабыла о планах мести. Комната тонула в цветах. Они были повсюду: на подоконной доске, столике, каминной полке, у изголовья кровати, вокруг рамы зеркала, в больших вазах на полу, так что пробираться меж ними приходилось с большой опаской. Несколько полураспустившихся розовых бутонов беспечная рука заткнула даже за распятие, скрадывая угрюмую сущность изображения.

Подобного буйства она не встречала никогда. Каждый букет отличался от другого, и были они составлены с потрясающим вкусом, искусной рукой и глазом, щедрым в любовании красотой. В прозрачных, как слезы, стеклянных вазах на подоконнике, просвеченных закатным солнцем насквозь и наполненных водою до краев, красовались пышные пучки летних полевых цветов: гвоздики-травянки, ромашки-космеи, колокольчики и васильки вперемешку с целыми снопами метельчатых злаков, все то, по чему она привыкла ходить. В тазу на туалетном столике плавала кувшинка на зеленом листе, в обливной низкой глиняной вазе мокла желтая калужница со своими блестящими восковыми листьями. Целая охапка хвоща была подернута розовой дымкой спиреи. Белые звездочки гипсофил обвивали темную раму зеркала.

Но не за горами чудилась осень, и были здесь и другие композиции, осенние: они выглядели лаконичнее и выразительнее легкомысленного летнего изобилия. Укрепленные в низких широких вазах с помощью немыслимых конструкций из щепок, стояли, не касаясь краев и отражаясь в поверхности воды, изгибистые, отягощенные плодами ветви. Тот, кто провел здесь целый день, обладал редким художественным вкусом и несомненной дерзостью, сочетая меж собою соцветия укропа и георгин, нежный клематис с луком, головку флокса — с огромным листом пальмы-монстеры, своею царственной особой украшавшей темный угол в холле. Ох и достанется мальчишке от Брего, когда тот обнаружит потраву!

Пики гладиолусов — ей вспомнилось, что название это означает на латыни «маленький меч», в отличие от «гладиатора» — «большого меча», — торчали из напольных ваз, нарочно задымленные «елочкой» спаржи, на мелком серебряном блюде полосатые листья хосты были смешаны с пестрыми соцветиями турецкой гвоздики, ветви рябины, уже тронутые осенью, в высокой узкой вазе — с причудливо извитой восточной лилией, изысканные аквилегии, именуемые еще в народе «перчаткой богородицы», — с розовой, пышной как оборки фрейлинских платьев годецией. Все оттенки лиловых астр, букеты из облепихи и боярышника, узловатые ветви сосны, подернутые мохом, и на их суровом фоне — нежные анемоны. Знатный цветок соседствовал здесь с бросовым материалом, обретшим неожиданную выразительность, у Леи захватило дух, и некоторое время она стояла на пороге, не решаясь шагнуть внутрь. Комната преобразилась в заколдованное царство для сказочной принцессы, ей вспомнились сразу все истории о маленьких добрых духах цветов, она улыбалась и глотала слезы счастья от того, что ей подарили волшебство.